Много лет спустя, будучи на турецкой войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту интереснейшую легенду, переходившую у них из поколения в поколение, подтверждающую пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда на коронацию Димитрия, рассказывали старики кубанцы, прибыли наши запорожцы почетными гостями, то их расположили возле самого Красного крыльца, откуда выходил царь. Ему
подвели коня, а рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый боярами, должен был садиться.
Неточные совпадения
Ему
подвели белого
коня, украшенного богатой сбруей.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему
коня подводят.
Ретив и смирен верный
конь.
Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.
Соберутся псари на дворе в красных кафтанах с галунами и в трубу протрубят; их сиятельство выйти изволят, и
коня их сиятельству
подведут; их сиятельство сядут, а главный ловчий им ножки в стремена вденет, шапку с головы снимет и поводья в шапке подаст.
Он, — говорит, — не один раз, а чуть не всякую ярмарку тут такую штуку
подводит, что прежде всех своих обыкновенных
коней, коих пригонит сюда, распродаст, а потом в последний день, михорь его знает откуда, как из-за пазухи выймет такого
коня, или двух, что конэсеры не знать что делают; а он, хитрый татарин, глядит на это да тешится, и еще деньги за то получает.
Михеич опять покачал головою и
подвел к нему одного из своих
коней.
Почти каждый день к крыльцу ее квартиры черный солдат Тюфяев
подводил тонконогого рыжего
коня, дама выходила на крыльцо в длинном, стального цвета, бархатном платье, в белых перчатках с раструбами, в желтых сапогах.
Алексей замолчал и принялся помогать своему господину. Они не без труда
подвели прохожего к лошади; он переступал машинально и, казалось, не слышал и не видел ничего; но когда надобно было садиться на
коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без их помощи на седло, взял в руки повода, и неподвижные глаза его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась живая радость. Черная собака с громким лаем побежала вперед.
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с
конем отошли,
А князю другого
коня подвели.
Пора! — Яснеет уж восток,
Черкес проснулся, в путь готовый.
На пепелище огонек
Еще синел. Старик суровый
Его раздул, пшено сварил,
Сказал, где лучшая дорога,
И сам до ветхого порога
Радушно гостя проводил.
И странник медленно выходит,
Печалью тайной угнетен;
О юной деве мыслит он…
И кто ж
коня ему
подводит?
— С послезавтраго горянщину помаленьку надо в Городец
подвозить, — сказал Патап Максимыч. — По всем приметам, нонешний год Волга рано пройдет. Наледь [Вешняя вода поверх речного льда.]
коням по брюхо… Кого бы послать с обозом-то?
А по малом времени раскормленные, жирные
кони легкой рысцой стали
подвозить в Комаров уемистые повозки, нагруженные пуховиками и подушками, на них возлежали тучные матери и дебелые девицы-келейницы.
Приехавший горец, весь укутанный с головой в бурку, привязал свою лошадь к дереву и
подвел вороного
коня к самому костру…
Ильза указала на своего товарища.
Подвели бойкую черкесскую лошадь, и два калмыка собирались уже силою втащить Вольдемара на нее и привязать его к седлу, как они обыкновенно делывали это с другими проводниками своими; но он гордо взглянул на малорослых азиятцев, оттолкнул обоих так, что они полетели в разные стороны вверх ногами, вспрыгнул на
коня и, гаркнув молодецким голосом по-русски...
Великому князю
подвели богато убранного вороного
коня, покрытого алой бархатной попоной, унизанной жемчугом и самоцветными камнями. Уздечка на нем была наборная из сереброчеканных колец.
Великому князю
подвели богато убранного вороного
коня, покрытого алой бархатной попоной, унизанной жемчугом и самоцветными камнями. Уздечка на нем была наборная из среброчеканенных колец.